„ПОКРИВИ” („КРЫШИ”)
Любомир Спиридонов Левчев (1935-2019 г.)
Болгарские поэты
Перевод: Юрий Левитанский
Любомир Левчев
ПОКРИВИ
Старата дядова къща
имаше покрив от плочи.
И даже помня, че растяха някакви треви
там горе…
– Къде е –
питам, –
старата дядова къща?
А те ми отговарят, че се разрушила
от само себе си.
– Виж –
казват, –
от плочите на покрива направихме
един оригинален тротоар!
…Разбира се, че плочите са същите.
Но дето къщата била се разрушила
от само себе си…
съвсем не ми се вярва!
Тя беше чудно съчинена къща –
уютна,
проста,
човекоподобна…
Обаче както дядовото мироздание,
така и тя
си страдаше от същия дефект –
ужасно тежък покрив,
а основи няма.
Така че къщата не се е разрушила,
а бавно,
бавно е потънала в земята.
Потънала е чак до покрива.
И днеска аз по плочите; ходя като котка.
И от комините димят чимшири…
А долу –
в дядовската Атлантида –
останало е всичко като някога.
Гори огнището.
В гърнето къкри боб.
И татко –
мъничък –
се гуши в скутите на баба.
– Заспивай скоро! –
шепне тя. –
Че караконджулът върви по покрива!…
И татко се ослушва ужасен.
Да – чува се!
(Това са мойте стъпки.)
И вярва.
И потръпва.
И заспива…
А аз все още трополя по тротоара.
Жестоко трудно е да композираш покриви,
така че да ги издържат основите на времето.
Надстройката
(би казал Маркс)
не бива да премазва базата!
И ние – пишещите –
трябва да измислим нещо много вярно,
реалистично,
слънчево
и жилаво…
Защото ми се струва, че
по покрива ни вече някой ходи.
И мълнии,
като крила,
над раменете му поникват.
1971 г.
Любомир Левчев
КРЫШИ (перевод с болгарского языка на русский язык: Юрий Левитанский)
Был дедовский дом старинный
крыт крышей из плит тяжелых.
И я даже помню – на крыше
росла какая-то травка...
– Где, –
вопрошаю, –
дедовский дом старинный?
Мне отвечают: разрушился сам собою.
– Смотри, –
говорят, –
из плит этой крыши
отличнейший получается тротуар!
...О да, конечно, плиты – они те же,
Но я не верю, будто сам собою
тот дом разрушился, –
нет, я не верю!
То был добротный дом –
простой,
удобный,
напоминавший чем-то человека.
Однако он страдал дефектом тем же,
что и весь прочий дедов мир старинный, –
тяжёлая, из плит тяжелых, крыша,
да только нет фундамента в основе!
Итак, выходит, дом разрушен не был,
а просто тихо он ушел под землю,
по крышу самую он в землю опустился.
По этим плитам я хожу сейчас, как кошка.
И дым самшитовый над трубами витает...
А там, внизу, –
в той древней Атлантиде, –
осталось все таким же, как когда-то.
Очаг пылает.
Булькают бобы.
И мой отец –
он мал еще –
улегся
на бабушкины теплые колени,
а та его укачивает:
– Спи,
ты слышишь, там упырь по крыше ходит!..
И слушает испуганно отец.
Он слышит.
(То мои шаги по крыше.)
И вздрагивает он.
И засыпает...
А я все топаю себе по тротуару.
Чертовски трудно создавать такие крыши,
что мог бы выдержать затем фундамент века.
Надстройка
(как сказал бы Маркс) –
надстройка базис раздавить не может!
И мы, –
мы, те, кто пишем, –
мы должны
придумать что-то верное весьма
и чтобы в нем правдиво все
и прочно...
Мне кажется, уже по нашей крыше
проходит кто-то легкою походкой.
И прорастают молнии, подобно
могучим крыльям за его спиной.